Так нелепо – с подножки трамвая – На поверхность болезненно шаткую Соскочила, устало хромая… Словно пьяная…Взгляд украдкою. По заброшенным и покинутым Полу-улицам, полукладбищам Как на казнь, с головой откинутой, Шла не в силах найти пристанище. Остановки без указателей, Лишь дорога – крестами черными. Где ж найти ей таких спасателей, Чтобы вылечить душу бескровную? Где-то здесь…На обочине вывеска: Остановка «Трамвай Желание». Не упасть бы…ах, только б вынести Злую карму, где всюду – изгнание… Обложными дождями затянута Жизнь-безумие, жизнь-отчаянье. Сотни миль, безнадежно растянутых… И опять – в когти зверя – нечаянно! Столько грубой, слепой жестокости! По рукам – и уже пропащая… Смесь гремучая едкой колкости И тоска, пустотой кричащая. Орлеанские ночи бессрочные – Каплей хмели в вине отравленном… И обратный билет – до обочины. Даже крик не спасет полусдавленный! «Любит нежно лишь белая лилия, Так открыто, стыдливо-отчаянно»… Жизнь вершит над собою насилие, Смерть с любовью навеки спаяны. Выстрел. Крик. Шаг назад, совсем маленький. Сходит с рельс все когда-то давившее… Слишком мало света в фонарике, Чтобы вылечить душу погибшую.
Ушли все в гавань корабли С последним солнечным закатом, Не отыскав своей земли, Не получив свою награду. И лишь один бесстрашно плыл, Кидаясь в волны и отливы, На выдохе последних сил - Безумный, гордый и счастливый. Прогнулась мачта пополам, И брызги бешено носились, Вскипая дрожью по волнам. А за него земля молилась. И лишь в укор ему была Повязка красная на мачте. Она вцепилась за края, Не отпуская, словно плача. Манил далекий горизонт, А парусам дул ветер в спину. И всем казалось, что придет На землю ту, что сам покинул.
Земля еще была согрета (над ней плыла туманов проседь) Лучами пламенного лета, Когда с небес явилась осень. Шаги крадущейся печали По нервам плачущего сердца… А птицы жалобно кричали О том, что негде им согреться. И никому тогда не пелось, И никого уже не ждали. Лишь ей одной любви хотелось Наперекор земной печали.
Я помню закатные тени рассвета, Как жизнь пролегла за чертою в тени… Вода чуть дрожала от зыбкого ветра, А руки – от дикого чувства вины. В клубах сигаретного едкого дыма Часы растекались по милям шагов. Дороги Господни неисповедимы… Я этой пошла, мимо темных домов. Не помню ни слов, ударявшихся в воду, Ни перед-, ни после-застывших минут. А только некстати чужую заботу, Не к месту предложенный теплый приют. И только рассветные тени заката Вдали сторожили, бросая штрихи. Мне верилось – небо спасет от расплаты. Я думала – время прощает грехи.
Линий жизни перекрестки, Приговор у судеб жесткий - То всплываешь, то на дне… Руки к небу так несмело, Очертанья белым мелом, Тонкой струйкой по воде… Капли с неба целым градом, Никого с тобою рядом, Только слезы по щеке… Птицы к югу длинной стаей, Сон приснился и растаял Тихим всплеском по реке… Проблеск утреннего света, И опять все без ответа. Лишь на небе тусклый беж… Где цветы росли когда-то, Все покрыто листопадом Облетающих надежд… Зеркала витрин нарядных И отрывки слов невнятных Острым лезвием в душе… Робкий шаг, звонок тревожный - Но простить все невозможно. Да и смысла нет уже… Силуэт за поворотом, Ожидание кого-то По минутам, по годам… На часах смеются стрелки, Отбивая шагом мелким В такт нахлынувшим слезам… Вспомнишь вдруг мотив забытый, И тоскою ядовитой Память хлынет к голове… Тишина невыносима, Боль виски сжимает сильно, Отдаваясь в вышине… Голос дрогнет с непривычки - Шум последней электрички Может что-то изменить… Одолеет вдруг усталость, Но совсем чуть-чуть осталось Подождать, вернуть, простить…
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка, Не проси об этом счастье, отравляющем миры, Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка, Что такое темный ужас начинателя игры!
Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки, У того исчез навеки безмятежный свет очей, Духи ада любят слушать эти царственные звуки, Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.
Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам, Вечно должен биться, виться обезумевший смычок, И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном, И когда пылает запад и когда горит восток.
Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье, И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, — Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.
Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело, В очи, глянет запоздалый, но властительный испуг. И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело, И невеста зарыдает, и задумается друг.
Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ! Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча. На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!
Никогда ни о чем не жалейте вдогонку, Если то, что случилось, нельзя изменить. Как записку из прошлого, грусть свою скомкав, С этим прошлым порвите непрочную нить.
Никогда не жалейте о том, что случилось. Иль о том, что случиться не может уже. Лишь бы озеро вашей души не мутилось Да надежды, как птицы, парили в душе.
Не жалейте своей доброты и участья. Если даже за все вам – усмешка в ответ. Кто-то в гении выбился, кто-то в начальство… Не жалейте, что вам не досталось их бед.
Никогда, никогда ни о чем не жалейте – Поздно начали вы или рано ушли. Кто-то пусть гениально играет на флейте. Но ведь песни берет он из вашей души.
Никогда, никогда ни о чем не жалейте – Ни потерянных дней, ни сгоревшей любви. Пусть другой гениально играет на флейте, Но еще гениальнее слушали вы!